НЕЗНАКОМЫЙ НАГЕЛЬ

  Андрей Платонович Нагель – самый известный дореволюционный автомобильный журналист и автогонщик России. Он был прекрасно образован, прекрасно владел немецким и французским языками, великолепно разбирался в технике. И все это при явном литературном таланте. Редактор-издатель авторитетнейшего журнала «Автомобиль», победитель множества российских и международных состязаний. Он одним из первых в России получил государственную награду за спортивные достижения.
По шутливой характеристике одного из современников, «человек, пожирающий пространство и закусывающий шинами». Настоящий феномен!
  Его деятельность на автомобильном поприще неоднократно описана, а вот о нем самом и его судьбе после революции 1917 года мало что известно. Даже дата его кончины до недавних пор не была установлена…


Текст: Константин Шляхтинский
Фото автора и из архивов автора и Андрея Мятиева.

  И вот, пару лет назад звонит мне мой приятель Андрей Мятиев. Он занимается историей велосипеда в Росии, и, поскольку Нагель когда-то был велосипедистом, тоже интересуется его биографией.

- А ты знаешь, когда умер Нагель? – спрашивает он, и по его тону коллеги я понимаю, что тот «раскопал» что-то интересное.
- Нет, - Честно признаюсь я.
- Тогда у меня для тебя сюрприз! Он умер в 1956 году.
- Откуда информация?
- Из «Энциклопедии масонства»…
- Так он еще и масон?
- Да…

  Понятно, что после этого разговора я помчался в библиотеку и отыскал там нужную книгу. Как принято в Энциклопедиях, в статье, посвященной Нагелю, были даны ссылки на источники информации – в основном, эмигрантские газеты и журналы, выходившие во Франции. Заказываю их, и, о чудо! Натыкаюсь на воспоминания самого Андрея Платоновича, которые и позволили пролить свет на некоторые ранее неизвестные аспекты его биографии. В результате их изучения, получилась такая вот биография.



  Детство и юность

  Родился Андрей Платонович 2 марта 1877 года в Санкт-Петербурге, в известной литературной семье. Его дедом был Андрей Александрович Краевский. Тот самый, что издавал журнал «Отечественные записки», печатавший произведения Лермонтова, Белинского, Некрасова и других классиков отечественной литературы. Кроме того, Краевский выпускал и весьма успешную газету «Голос». Матерью Нагеля была дочь Краевского – Лидия Андреевна, а отцом – сотрудник «Голоса» Платон Андреевич Нагель.
Вторая дочь Краевского была замужем за известным историком и журналистом В.А. Бильбасовым. Все обширное семейство жило в доме Краевского на Литейном проспекте, 36. Неудивительно, поэтому, что детство будущего автомобилиста прошло среди сотрудников обоих изданий. Позже он писал: «Помню длиннющий стол в редакции, за которым сидели бородатые дяди, которых я старательно избегал, т.к. они часто пытались познакомить меня с азбукой».

  Помимо прочего, дед Андрея Платоновича вел большую общественную работу – был одним из основателей «Литературного Фонда», «Театрального общества», а также имел немалое влияние в Городской думе. По воскресеньям у Краевского собирались писатели, артисты, критики, историки. Довольно часто туда захаживал великий князь Николай Михайлович. Среди завсегдатаев «воскресений» были писатель Д. В. Григорович, один из первых петербургских фотографов Левицкий, актриса Александринского театра – М.Г. Савина и даже Люсьен Гитри – отец знаменитого Саши Гетри. Понятно, что такое окружение оказало довольно сильное влияние на формирование личности и интересов молодого Нагеля.
 
  Между тем, Андрей рос довольно хилым ребенком. Низкорослый, щуплый, он часто болел, и его постоянно водили по врачам: «Когда мне было всего лет десять, было решено для укрепления моего здоровья, по совету доктора, поить меня два раза в день какой-то весьма мерзкой водой. После каждого приема я должен был  степенно ходить по саду. Вы представляете себе настроение мальчугана, когда его приятели в это время играли в городки или же усиленно сражались с индейскими племенами. Это было для меня ужасно».

  Поскольку в семействе Бильбасова все занимались каким-либо спортом, то перед поступлением мальчика в гимназию бабушка Андрея, решив заняться здоровьем внука, привела его в манеж для обучения верховой езде. Андрей Платонович на всю жизнь запомнил это событие: «Я, чувствуя себя почти гимназистом, потребовал форменную фуражку, а для верховой езды, хлыст и шпоры... Мы жили как всегда летом в Павловске. Манеж Павлова был недалеко, и бабушка повела меня туда.
 
  Прежде всего, у меня отобрали все атрибуты кавалериста – хлыст и шпоры и направили на середину манежа, где уже стоял сам Павлов, в руках которого был длинный бич, и он лихо пощелкивал, погоняя лошадей нескольких учеников. Должен признаться, что такое его поведение меня не особенно обнадеживало. Но вот привели для меня небольшую лошадку, имевшую, по-видимому, претензию на звание пони, так как у нее была срезана грива и укорочен хвост. Меня посадили на ее английское седло, пригнали стремена по длине моих ног, дали по поводу в каждую  руку и отвели к барьеру.
 
  Павлов скомандовал по-военному «шагом марш», и без всякой моей инициативы конь пошел вдоль барьера, а я, в страхе от высоты моего положения, весьма неудобно раскоряченных моих ног, на ступнях которых свободно болтались стремена, высматривал, за что бы мне ухватиться, на всякий случай, но, увы! Гривы не было, а английское седло для этого не приспособлено. Но как бы то ни было, конь шел вперед, и я сидел на нем, боясь шелохнуться.

  Вскоре посыпались команды берейтора – одна за другой – основные для получения правильной посадки: «ноги от колена назад», «носки внутрь», «локти к корпусу», «руки спокойно», «не горбиться!»

  Однако все эти задания были прямо противоположны тем положениям, которые стремилась принять моя фигура.
Ноги мои пытались хлопать по бокам лошади, локти оттопыривались, руки дергали за повода, и весь я стремился изобразить из себя вопросительный знак, пригибаясь к шее коня. Очень трудно было сопротивляться таким настойчивым требованиям моего корпуса, хотя я старательно выполнял приказания, но каждое по очереди...

  Прошло порядочно времени, пока я в такой борьбе с самим собой проделал много кругов вокруг манежа, когда вдруг раздалась команда «Рысью мааарш»! Я обомлел и задергался во все стороны – без всякого влияния на аллюр коня. В это же время раздался щелчок бича, и моя лошаденка побежала мелкой рысью, а я затрясся на седле с единственной мыслью, как бы не вытряхнуться в ту или другую сторону. Все мои пять точек опоры: седло, два повода и два стремени положительно отказывались мне в чем-либо помочь. После нескольких кругов последовала команда «шагом!» И я с радостью натянул поводья. Но дело обошлось бы и без этого, потому, что лошаденка, без поощрения берейтора, сама перешла на шаг, а я начал приходить в чувство после катастрофической паники. Первый урок кончился благополучно, и я слез с коня, растопырив ноги, и лишь с трудом снова их «стопырил».
 
  Домой я вернулся, чувствуя себя не только кавалеристом, но настоящим ковбоем». Все это было настолько необычным, и так понравилось мальчику, что до осени он с успехом осваивал эту нелегкую науку.

  Осенью Андрей пошел в гимназию: «Я обучался в частной гимназии – одной из наилучших с наилучшими преподавателями. Достаточно упомянуть, что в первом классе учителем русского языка был П.Б. Струве, а затем, в последующих, – Е.М. Гаршин – брат писателя. Географию преподавал ген. Пуликовский, математику – Н.И. Вульф, французский язык – Лефрансуа (учитель школы Правоведения), немецкий – Фидлер, очень известный переводчик русской прозы и поэзии на немецкий язык. Закон Божий – о. Фалютинский, а в старших классах – о. Рождественский. Латинский язык – Виноградов, автор учебников и т.д».

  Надо сказать, что конец 80-х и начало 90-х годов позапрошлого века были временем повального увлечения велосипедом. Первые велосипедные гонки проходили с огромным успехом, и посмотреть на них съезжался чуть ли не весь Петербург. Не избежал этого увлечения и Нагель. Вместе со своими одноклассниками, он осваивал бисиклетную езду с не меньшим увлечением, чем когда-то верховую. Вот как Андрей Платонович впоследствии описывал это время: «Мой друг и однокашник – гимназист, как и я, Н.А . Большаков, впоследствии один из первых теноров Императорской оперы в Мариинском театре, весь предыдущий летний сезон гонялся на велодроме в своем родном Харькове и привез оттуда более десятка эмалированных золотых и серебряных жетонов-призов и рассказывал с увлечением о своих успехах.

  И вот я не мог утерпеть такого превосходства и при первой возможности записался в число участников гонок в Михайловском манеже и, раздобыв на прокат гоночный велосипед, явился в манеж для тренировки. Виражи в манеже были очень высокие и крутые, настолько, что ходить по ним или ехать тихим ходом было нельзя... При въезде в вираж по самому низу надо было очень сильно наклоняться вместе с велосипедом внутрь, чтобы не быть вынесенным на самый верх поворота. Мне еще никогда не приходилось ездить по таким виражам, и я смотрел на них с большой опаской, тем более, что за два дня до этого я присутствовал при том, как один гонщик на тренировке плохо взял вираж – его выкинуло на самый верх,  и он через забор упал с велосипедом за вираж с высоты шести метров и сильно разбился.

  Как бы то ни было, но надо было решаться, тем более что мои приятели с секундомером смотрели на меня уже как на героя, между тем, все мое существо трепетало как овечий хвост... Я поехал сразу довольно быстро, держась рейки, и благополучно лавируя между другими тренирующимися гонщиками. Мои друзья действовали своими секундомерами и сигнализировали мне, что скорость была неважная».

  Что бы из всего этого вышло – неизвестно, поскольку приять участие в гонке Нагелю так и не удалось. К его велосипедным увлечениям в семье относились без особых симпатий. Поэтому дело разрешилось очень просто: в велосипедное общество пришел дядя Андрея, и потребовал, чтобы того не допускали к соревнованиям.

  Однако это не сломило решимости молодого человека, и тот продолжал свои попытки выйти в число ведущих велосипедистов города. Очередная была предпринята незадолго до гимназических выпускных экзаменов. Обычно перед этим выпускники сдавали пробные экзамены, и только в случае успеха допускались к выпускным.

  Нагель записался на гонку, проходившую в манеже, за день до пробного экзамена. Юноша раздобыл гоночный велосипед и спортивную форму. Успех, казалось, ему сопутствовал, дебютант даже сумел выйти в финал. Но в финальном заезде перед самым финишем несколько гонщиков столкнулись, образовалась свалка, и Нагель, не успев затормозить, въехал в нее. Велосипед застрял, а сам спортсмен перелетел через «кучу-малу», приземлился на дорожку манежа и заскользил по ней, поневоле прижавшись щекой к цементному покрытию. Во время падения он хорошо запомнил свои мысли: «В какую-то долю секунды я подумал о разных вещах: о повреждении хорошего велосипеда, радости, что я не попал в кучу упавших, о, вероятно, комическом зрелище со стороны, о том, что дома меня встретят злорадными замечаниями: «поделом вору и мука»  и о том, что у меня завтра пробный экзамен. Вскочил я на ноги сам, но ко мне подбежали какие-то люди, и повели вместе с разбросанной кучей упавших в велодромный лазарет. Здесь фельдшер проявил кипучую деятельность и, недолго думая, залил коллодиумом мои повреждения, остановив, таким образом, потоки крови с мяса, лишенного кожи. Боль от такой операции получилась основательная. Домой я вернулся с забинтованной головой и сообщил, что просто ударился, свалившись с велосипеда. На другой день я, с трудом двигая руками и ногами, явился на экзамен с повязанной головой… Такой мой блестящий дебют меня не остановил, и я решил после экзаменов на каникулах в деревне серьезно заняться тренировкой и, в случае получения хороших результатов, явиться осенью на гонки уже, будучи студентом».

  Сказано – сделано. Все лето молодой человек провел в тренировках. Для начала, надо было подналечь на общефизическую подготовку. Нагель отнесся к этому весьма ответственно, руководствуясь известным пособием Сандрова, в котором «прежде всего, рекомендовались  различные воздержания – табак, напитки, обжорство и т.д. Затем – упражнения с гирями, приседания, прыжки, бег. Все это я честно проделывал лишь с той разницей, что в деревне, где происходили мои упражнения, гирь не было, и я пользовался различными тяжелыми предметами. Одновременно я усиленно работал в области сельского хозяйства: косил, пахал, жал, молол и проч. и проч. Но главным образом ездил ежедневно на велосипеде в город (всего в пяти верстах) за почтой, и, возвращаясь, брал, возможно быстрым ходом небольшой, но довольно длинный подъем к дому».

  Тренировки дали результат, и уже осенью, на очередных велогонках в манеже студент юридического факультета Санкт-петербургского университета Андрей Нагель оказался серьезным соперником для многих сильных спортсменов. Вместе с Нагелем на юридическом факультете учился его однокашник и коллега по увлечению велосипедом – Георгий Дюперрон, который был членом считавшегося элитным Царскосельского кружка велосипедистов (ЦКВ), в состав которого входили лучшие спортсмены столицы и члены императорской семьи. Андрею очень хотелось стать «равным среди равных», и он подал заявление о вступлении в кружок.
Как обычно, для вступления в закрытый клуб, требовались рекомендации от его действительных членов. Нагеля рекомендовали Георгий Дюперрон и Михаил Репинский. До нашего времени сохранился уникальный документ – баллотировочный лист, на котором проводилось голосование. Андрея приняли большинством голосов, «против» проголосовал только один человек.

  Осенью 1897 года Андрей Нагель под псевдонимом «Аэн» выступает в самых престижных соревнованиях, где завоевывает более десятка различных призов. Но природные физические данные все-таки не позволяли ему надеяться занять место среди лучших гонщиков России. Понимая это, молодой человек начал выступления в чемпионатах по фигурной езде на велосипеде, езде с препятствиями и такой, ныне забытой дисциплине велоспорта, как «сайкль-бол». Столь мудреным термином обозначалась некогда игра с мячом на велосипедах. В этих дисциплинах большое значение имели ловкость, чувство равновесия и искусство управлять велосипедом. Всего этого молодому человеку было не занимать, поэтому-то среди спортсменов-любителей ему не было равных на протяжении нескольких лет.

  Московский журнал «Циклист» в своем августовском номере за 1898 год сообщал о Нагеле следующее: «Рассказывали, что Аэн в августе 1897 года держал с кем-то пари, что к 1 января 1898 года он сделается известностью в велосипедном мире; для достижения этой цели он выбрал фигурную езду, и, как видим, пари свое выиграл блестяще… Всего фигур он насчитывает около 200.» Вообще же, 1898 год был удачным для  Андрея Платоновича: он завоевал титул чемпиона России по фигурной езде и удерживал его до 1900 года.
Но не спортом единым жил тогда Нагель. Он живо интересовался французским театром, репертуар которого в Петербурге был весьма разнообразным: каждую неделю ставилась новая пьеса. Друг семьи писатель Д.В. Григорович имел абонемент, и с удовольствием уступал его Андрею, который, в итоге, стал заядлым театралом. «Кроме серьезных пьес, ставились часто спектакли с веселыми и иногда рискованными сюжетами. Каюсь, что по молодости лет, я всегда опасался, как бы Д. В. Григорович не пошел сам на такие спектакли. Но, к счастью, он предпочитал классические пьесы и ходил в театр редко», - писал впоследствии Андрей Платонович. Эти постановки немало помогали и в совершенствовании французского языка.

  Одновременно, выхода требовали и творческие порывы молодого человека. Он становится российским корреспондентом французского издания «Л’Ото». Не удивительно, что при таких корнях, Нагель вскоре взялся и за выпуск собственного журнала, получившего название «Спорт». Выходило издание еженедельно, небольшим тиражом, объемом в 16 страниц. Современники писали, что «больших претензий журнал не имел, но имел много знающих сотрудников, издавался по-любительски, но весело, давал много сведений и иллюстраций».

  Вряд ли стоит сомневаться, что помощь родственников (хотя бы в виде деловых советов) в этом вопросе Андрею Платоновичу была обеспечена. Журнал Нагеля, как и следовало из названия, освещал самые разные дисциплины спорта. Тяжелую и легкую атлетику, конькобежный спорт, футбол, лаун-тенис, велосипедный и другие виды спорта. На его страницах печатались репортажи с российских и международных соревнований. Появлялись и заметки о мотоциклетных и автомобильных состязаниях, проводившихся в России. Вот ими-то Андрей Платонович и «заболел» в конце ХIX века.



  Вступив во взрослую жизнь...

  Здесь необходимо отметить, что в жизни семьи Нагелей происходили большие перемены. В 1897 году ушел из жизни Платон Андреевич, но семейство оставалось по-прежнему большим и дружным. Андрей и его брат Николай учились в Университете.
Увлекшись «моторным спортом», Нагель стал посещать все соревнования, проходившие в окрестностях Санкт-Петербурга. В октябре 1898 года он был в числе зрителей «Первой зимней гонки моторов», а затем, приобретя трицикл марки «Старлей», весной 1900 года принял на нем участие в гонке Луга-Петербург. Согласно воспоминаниям очевидцев, он так успешно взял старт, что обошел даже фаворита – француза Дешана. Но удача вскоре отвернулась от новичка. На восьмой версте маршрута, налетев на острый камень, Нагель распорол шину и был вынужден сойти с дистанции.

  Возможно, уже тогда у него появилась мысль об издании настоящего автомобильного журнала, по типу выходивших во Франции. Окончательно она оформилась к середине 1901 года, когда журнал «Спорт» постепенно был передан под руководство Дюперрона, а сам Андрей Платонович занялся организацией нового издания.

 4 января 1902 года он посылает прошение в первое отделение канцелярии Главного управления по делам печати на разрешение издания журнала, в котором говорится: «Имею честь покорнейше просить о разрешении мне издания первого в России еженедельного иллюстрированного журнала, посвященного исключительно автомобилизму, его технике и применению механических двигателей для различных способов передвижения – под названием «Автомобиль», программу которого при сем прилагаю, и об утверждении меня редактором означенного журнала».

  Прошение подписано: «Охтинский II гильдии купец Андрей Платонович Нагель и адрес просителя: Санкт-Петербург, Литейный проспект, дом 36, квартира 1».

  Далее следовал перечень тем, которые должны были освещаться: «Распоряжения правительства, касающиеся автомобилизма; статьи об автомобилизме; хроника автомобилизма, техника автомобилизма; корреспонденция об автомобилизме; справочные сведения; рисунки, фотографии и чертежи, касающиеся автомобилизма; рассказы, касающиеся автомобилизма; объявления». Подписная цена устанавливалась 3 руб. в год с доставкой и пересылкой. Цена отдельного номера – 10 копеек.

  Прошение поступило по назначению 5 января, после чего началась проверка благонадежности просителя, закончившаяся 7 января. В свидетельстве о личности, заверенном приставом 3-й Литейной части говорилось: «Предъявитель сего, прослушавший курс Санкт-Петербургского университета Андрей Платонович Нагель… есть действительно то самое лицо, как себя именует, в чем и выдано Приставом настоящее свидетельство, для представления в Главное управление по делам печати на предмет удостоверения его личности».

  Спустя четыре дня – 11 января – последовало заключение, утвержденное по реестру за № 271, где говорилось, «что о купеческом сыне Нагеле неблагоприятных сведений не имеется. Нагель не окончил полного курса в Санкт-Петербургском университете, имеет капитал около 60000 руб... Ввиду совершенно специального характера проектированного Нагелем журнала и отсутствия в делах полиции неблагоприятных сведений о просителе, Главное управление департамента полиции полагает настоящее ходатайство удовлетворить».

  А уже 17 января появился на свет документ за № 458, гласивший: «Главное управление по делам печати сообщает Санкт-Петербургскому Цензорному комитету о разрешении издавать в Санкт-Петербурге журнал «Автомобиль» под редакторством Нагеля А. П».  

  Нагелю были выданы все необходимые Свидетельства: за № 459 (для редакции) и № 460 (для типографии) и с само разрешение: «Выдано из Главного управления по делам печати, на основании ст. 125 Уст. Ценз., Св. Зак. т. XIV, изд. 1890 г., Охтинскому 2 гильдии купцу Андрею Платоновичу Нагелю в удостоверении того, что он состоит издателем журнала под названием «Автомобиль», разрешенного к выпуску в свет в г. Санкт-Петербурге, под предварительной цензурой».

  Что самое удивительное в этой истории, так это сроки решения проблемы. Со дня отправки прошения по почте, до момента получения разрешения на издание журнала прошло всего 2 недели. Вы, нынешние, нут-ка!

  В редакторской статье, размещенной в первом номере, Нагель писал: «Мысль издавать специальный журнал в России, где автомобилистов считают десятками, может показаться довольно странной и неудачной; нам скажут, что при самых благоприятных условиях число подписчиков и читателей будет ничтожно и будущности новый журнал не имеет никакой. Главная задача – распространение автомобилизма в России... в простом и ясном изложении со всеми необходимыми иллюстрациями знакомить русскую публику с сущностью механического передвижения, объяснять конструкцию, фабрикацию и работу моторов, научить правильно обращаться с ними, находить недостатки и уметь их устранять, показать постепенное развитие автомобильного дела и настоящее его положение в Западной Европе... и, наконец, дать по возможности полный отчет о преимуществах механического передвижения перед всяким другим... Журнал вооружит русских шоферов, желающих быть просветителями остальных, всеми нужными данными».



  В конечном итоге, именно так и получилось. Журнал «Автомобиль» стал основным рупором автомобильного дела в дореволюционной России и выходил до 1917 года.

  Надо отметить, что новый журнал появился незадолго до выпуска Андрея Платоновича из университета. Получив диплом в 1902 году, Нагель поступает на государственную службу – в канцелярию Министерства путей сообщения,  где и прослужит 8 лет.
В дальнейшем Андрею Платоновичу удалось успешно совмещать службу со своими увлечениями журналистикой и автомобильным делом. Судите сами, кроме «Автомобиля» он издает журналы «Двигатель», «Аэро» «Аэро и автомобильная жизнь» и ряд других, выпускает в 1910 и переиздает в 1911 году «Ежегодник автомобилизма и воздухоплавания». Одновременно он является деятельнейшим членом ИРАО и Санкт-Петербургского Автомобиль-Клуба, входя в Комитеты правления обоих. Не обошли стороной Нагеля и автосалоны, проходившие в России. Его «Автомобиль» был в числе организаторов самого первого из них, прошедшего в Санкт-Петербурге в 1907 году.

  Затем последовали многочисленные поездки по России, а в 1908 он совершил поездку из Петербурга в Париж, затем в Венецию и опять домой, в Петербург. Пробег совершили на 24-сильном автомобиле «Бразье» с кузовом дубль-фаэтон. Автомобиль был не новым, и (это специально оговаривалось) к пробегу специально не подготовленным.

  Вместе с Андреем Платоновичем участие в поездке приняли его товарищи-автомобилисты – Владимир Александрович Лебедев, Альберт Ильич Эфрон и некая дама, имя которой Нагель не открыл даже на страницах своего отчета в «Автомобиле». Впрочем, мы с большой долей вероятности можем предположить, что этой дамой была жена Нагеля – Лидия Яковлевна.

  Дорожные впечатления публиковались в нескольких номерах журнала. Благодаря им, мы можем отчетливо представить себе какие трудности, а порой и опасности подстерегали автомобилистов того времени в путешествиях. Даже если путешествовать приходилось по цивилизованной Европе.

  Годом позже состоялась еще одна европейская поездка. На сей раз только до Парижа и обратно. В том же 1909 году произошло событие, во многом определившее дальнейшую жизнь Нагеля-автомобилиста. На свет появился первый автомобиль, построенный на «Русско-Балтийском вагонном заводе» в Риге. Новую марку так и назвали «Русско-Балтийский». Именно ей впоследствии было суждено стать любимой маркой Андрея Платоновича и составить славу русской автомобильной промышленности в целом ряде международных соревнований.


 
  В 1910 году Андрей Платонович стартовал в Пробеге на Императорский приз на недавно купленном автомобиле русского производства. То был экземпляр с шасси №14 и кузовом дубль-фаэтон. Машина не подвела, а потому Нагель решил осенью совершить еще один – европейский пробег и испытать «Русско-Балтийский» на более серьезной трассе Петербург – Рим. Нужно отметить, что это был первый выезд за границу автомобиля отечественного производства и одновременно первый отечественный автопробег, снимавшийся на кинопленку. Русские автомобилисты успешно преодолели все трудности маршрута и, миновав по пути несколько стран, в том числе и Швейцарию с ее горными перевалами, успешно финишировали в Риме.

  Не удовлетворившись этим, путешественники решили проехать до Неаполя – еще 600 верст. Там, желая проверить возможности «Руссо-Балта», а может быть и прорекламировать лишний раз российскую продукцию, Нагель решил взобраться на своей машине на... Везувий. Самое удивительно, – это ему удалось! Автомобиль по тяжелой дороге дошел до обсерватории. Впрочем, сам спортсмен и его спутники считали, что спуск с горы был значительно, труднее и рискованнее, чем подъем. Затем экипаж «Руссо-Балта» ждала обратная дорога – через Рим на Петербург.

  На всем протяжении поездки Нагель с первой же оказией посылал телеграммы в «Биржевые ведомости», которые достаточно подробно освещали ход пробега. С этими заметками в «Биржевых ведомостях» связана любопытная история. Однажды ко мне попала тетрадь – обычная ученическая, только очень старая. На ее обложке четким каллиграфическим почерком было выведено: «Сказание о том, как Булочка в Рим ездил». А внутри были собраны заботливо вырезанные корреспонденции, некогда посланные Нагелем в газету. Там же аккуратно приклеены заметки из местной прессы, сообщавшей о сенсации – проезде автомобиля русской выделки через всю Европу. Под псевдонимом «Булочка» легко угадывается один из участников поездки – Виктор Булла, отвечавший за изобразительный материал. Правда, установить автора этого своеобразного альбома мне так и не удалось. Возможно, им был кто-то из участников поездки: Евгений Кузьмин, Николай Галл или Виктор Зенченко, а, может быть, даже и сам Нагель собрал свои заметки, озаглавив с присущим ему юмором.

  Первое заграничное путешествие на русском автомобиле открыло «эру «Русско-Балтийских». Вслед за ним последовали организационная  поездка по маршруту пробега на Императорский приз 1911 года (Санкт-Петербург – Севастополь) и участие в ралли Монакского Автомобильного Клуба. Стартовав в Петербурге 31 декабря 1911 года, Нагель со своим напарником Вадимом Александровичем Михайловым успешно завершил маршрут, завоевав общее девятое место и специальный «Приз выносливости». Затем он закрепил свой успех в ралли Сан-Себастьян в августе-сентябре 1912 года, также завоевав «Кубок выносливости» и приз. Интересно, что Андрей Платонович, пожалуй, первым в истории российского спорта, удостоился не только спортивных наград, но и государственной – ордена Св. Анны третьей степени. Его пожаловал Император за ралли в Монако.

  Ну а 1913 год стал еще одной вехой в истории отечественного автомобилизма. И связана она тоже с именем Нагеля. Я имею в виду пробег по Европе и Африке вместе с Евгением Кузьминым и Борисом Никифоровым. А между этими грандиозными путешествиями – участие в соревнованиях и в качестве гонщика, и в качестве судьи, рекогносцировочные поездки для определения маршрутов пробегов на Императорский приз, большая работа в ИРАО и журналах.

  Как видим, Нагель был выдающимся специалистом в области автодела. И, надо добавить, отличным товарищем. Коллеги в шутку называли его «человеком, глотающим расстояния и закусывающим шинами», но ничто человеческое Андрею Платоновичу не было чуждо. Те же коллеги подмечали, что он очень любил шоколад и не переносил морских путешествий. Отмечали также, что «энергии и настойчивости в этом маленьком человеке хватило бы на дюжину больших людей».
 
  Учитывая опыт, знания и энергию Нагеля, с началом Первой мировой войны его выдвинули для работы в Военно-промышленном комитете, где он курировал автомобильное направление. При этом у него хватало сил и на общественную работу, Андрей Платонович возглавлял им же организованное Всероссийское общество мотористов (ВОМ), или как мы их сегодня называем, мотоциклистов. Его перу принадлежит и устав этой организации.

  Октябрьская революция поделила жизнь Нагеля, как и жизни многих наших соотечественников того времени, на две части. К началу второй ему исполнилось 40 лет.

  Вторая половина жизни
 
  Судьба Андрея Платоновича после октябрьских событий долгое время была загадкой для автомобильных историков. Он как будто исчез: никаких документов, никаких свидетельств. Даже дата его смерти точно не была известна. Ходили слухи, что он уехал из советской России на своем знаменитом «Руссо-Балте» и поселился то ли в Германии, то ли во Франции. Другие считали, что Нагель остался в России и погиб в годы гражданской войны.

  И только относительно недавно, когда отечественным историкам стал доступен новый корпус документов – эмигранская русскоязычная пресса, – удалось отыскать информацию о дальнейшей жизни Андрея Платоновича.

  Оказалось, Нагель оставил на ее страницах свои воспоминания. Из них следует, что его семья сумела благополучно покинуть страну и обосновалась во Франции. Похоже, что к переезду серьезно готовились, поскольку Андрей Платонович вскользь упоминает о попытке вывезти из страны семейные ценности, включая все его награды и призы, завоеванные за годы занятий автоспортом. И, что самое удивительное, все удалось отправить за границу. К несчастью, это имущество погибло уже в Югославии.

  Что касается самого Нагеля, то известно, что октябрьская революция застала его в Петрограде, где он оставался до октября 1918 года. Затем переехал в Киев, оттуда – в Ростов, после чего следы теряются, и снова появляются только в начале февраля 1920 года в Париже. Во Франции же в конечном итоге оказались его мать Лидия Андреевна и жена Лидия Яковлевна, урожденная Иванова. Кроме того, здесь же жило семейство Левшиных – сестра жены со своим мужем. Понятно, что на первых порах всем было тяжело. Кем и как пришлось работать Нагелю в тот период – неизвестно, но то, что человек, глубоко знавший теорию и практику автомобильного дела, в таком автомобильном городе как Париж (да еще имея такую репутацию как Нагель) пропасть не мог – это факт. По непроверенным данным, в Париже Андрей Платонович «работал как инженер-автомобилист».

  Очевидно, что в первые годы эмиграции его мучили те же самые вопросы, что и многих русских людей, потерявших родину. Вероятно, в поисках ответов на них, Нагель в марте 1922 года вступает в масонскую ложу «Астрея», созданную в 1921 году русскими эмигрантами в Париже. Рекомендовал его один из членов-основателей ложи Александр Иванович Мамонтов. Но вот, что любопытно, в тех же источниках значится, что 11 декабря 1924 года Нагель был исключен из ложи «Астрея». Почему и по чьей инициативе его могли исключить? Какие последствия это для него имело?  Ответов на эти вопросы найти пока не удалось. Зато известно, что вскоре Нагель вступил в Объединение бывших студентов Санкт-Петербургского университета…

  В конце 20-х годов в эмигрантской газете «Возрождение» стали появляться его материалы, посвященные автомобильной тематике. То были обзоры Парижских автосалонов. Нагель-журналист не растерял былой формы, он по-прежнему чувствует малейшие изменения в показаниях «автомобильного барометра». Так, рассказывая о Салоне 1929 года, он четко прослеживает основную тенденцию времени: «Хозяева французы оказались впервые лицом к лицу с серьезной иностранной конкуренцией, которая, на этот раз,  представляет собою действительно серьезную угрозу всей французской автомобильной промышленности…» Или вот еще один, как сегодня говорят, тренд сезона: «Крупные фирмы все более и более забивают недостаточно окрепших конструкторов, и на происходящей теперь выставке гораздо меньше новых фирм, чем, то было на всех предыдущих салонах. Новичок теперь не может рассчитывать на успех, даже если представит безупречный фабрикат».

  В кризисном 1931 году в своем обзоре Андрей Платонович отмечал: «… На этот раз число экспонентов несколько меньше обычного. И, вероятно, к концу Салона будет не так много торговых сделок, как в прежние годы. Объясняется это, конечно, общим упадком торговли и кризисом в различных странах. Много больших американских фирм совсем воздержались от участия в этом году, англичане появились в небольшом количестве, да и много французских фирм исчезли совершенно, в особенности в категории карросери.
Трудные времена, которые теперь, в связи с общим положением переживает автомобильная промышленность, побуждает фирмы, продолжающие свою деятельность, к значительному понижению цен и к привлечению покупателей  путем улучшения производства и введение в конструкцию новых усовершенствований.
 
 Надо сознаться, что не будь кризиса, многие конструкторы остались бы почивать на лаврах, продавая старые модели. Теперь же им приходится приложить некоторое старание и решиться выпустить на рынок те новинки, которые, может быть, еще долго находились бы в стадии опытов...

  Много усовершенствований в подвеске шасси, независимые колеса, удлиненные рессоры, амортизаторы, бесшумные передачи. Затем идут стабилизаторы рулевого управления, регулировка охлаждения путем термостатов, подача бензина в карбюратор помпой, свечи под крышкой двигателей и т.д.

  В области кузовов (карросери) всеобщее стремление к понижению в явный ущерб комфорту пассажиров...

  ... Из французских фирм, по обыкновению, привлекает внимание публики: «Ситроен», выставивший как всегда, разрезанную модель своего шестицилиндрового автомобиля. Мотор производит очень хорошее впечатление.
«Рено» поразил всех своим новым плоским радиатором, очень неудачного вида...

  Публики на выставке, по обыкновению, чрезвычайно много, и для того, чтобы что-нибудь увидеть, надо приходить от 12 до 4-х часов, в священное для французов время завтрака».

  В целом же, создается впечатление, что Андрей Платонович старался быть в тени, не привлекая к своей персоне лишнего внимания, поэтому и свидетельств его пребывания в эмиграции осталось немного. Жизнь, тем временем, шла своим чередом, в 1930 году умерла мать, в 1948 ушла из жизни жена. Но сам «дедушка русского автомобилизма» оставался в строю. То, что до самой старости Нагель мог вести активный образ жизни, он относил на счет спортивной закалки, полученной в юности: «Я думаю, что моя тренировка, а затем спортивная карьера и физические упражнения способствовали в большой степени тому, что я прожил долгую жизнь».

  Уже в 50-х годах прошлого века он продолжал сотрудничать с несколькими русскоязычными изданиями – журналом «Возрождение» и газетой «Русская мысль». В «Возрождении» были опубликованы воспоминания Андрея Платоновича о своем детстве. Там же печатались его мемуары о транспорте в дореволюционном Санкт-Петербурге и исторический очерк по истории  безлошадных средств передвижения.

  А вот с «Русской мыслью» связаны его последние журналистские работы. В 1956 году эта газета опубликовала серию материалов Нагеля под названием «На заре русского спорта», где он подробно рассказал о зарождении и первых шагах в России таких видов спорта как лаун-тенис, атлетика, велоспорт и т.д.

  Не забывал Нагель и автомобильную тему. Последним его автомобильным материалом стал цикл из трех статей, посвященных обзору Парижского автосалона 1956 года. Несмотря на возраст, ум Андрея Платоновича оставался острым, он великолепно улавливал основные тенденции развития отрасли. Обращая внимание читателя на различие между американскими и европейскими покупателями машин, Нагель писал: «Американский автомобилист, совершенно не интересуясь подробностями конструкции автомобиля, требует лишь многочисленных приборов, облегчающих управление им. Укажем на радио, регулировку температуры внутри автомобиля, автоматическую перемену передач, автоматическое включение, вспомогательные приспособления для руля и тормозов, автоматическое поднятие и спуск стекол, перестановку сидений посредством кнопок, регулировку антенны радио на расстоянии, телефон, граммофонную установку, автоматическую регулировку фаров и фонарей и т. д.».

  Это может показаться невероятным, но человек, видевший первую в России «гонку моторов» дожил до эпохи автоматических коробок передач и электрической регулировки сидений!

  Последняя статья Нагеля была напечатана на одной полосе с объявлением о его смерти, гласившим: «Редакция русской мысли» с глубоким прискорбием извещает о скоропостижной кончине своего сотрудника Андрея Платоновича Нагеля, последовавшей в Париже в субботу 10 ноября. Похороны состоялись во вторник 13 ноября на кладбище в Нейи. В 9-й день кончины, в воскресенье 18 ноября после литургии в храме на рю Дарю будет отслужена панихида».

  Окончание истории

   Казалось бы, биография Андрея Платоновича Нагеля написана до конца. Однако в глубине души почему-то зрело настойчивое желание увидеть могилу Нагеля и, таким образом, лишний раз убедиться, что в этом историческом расследовании обошлось без ошибок. Вот почему, с первой же оказией, в октябре 2011 года я лечу в Париж с твердым намерением разыскать его захоронение.
На следующее утро после прилета, поднявшись ни свет, ни заря, сажусь в метро и еду в Нейи-сюр-Сьен, вплотную прибегающий к Парижу.

  Задача у меня почти безнадежная: найти на местном кладбище могилу Нагеля. Я знал, что в Нейи располагаются два кладбища – «Старое» и «Новое». И мне почему-то представлялось, что Нагель похоронен на «Старом», расположенном на улице Виктор Нуар, поэтому сначала я отправился именно туда.

  Первым делом иду в бюро, которое только что открылось. Пожилой кладбищенский служащий принял меня весьма любезно, но вот беда - по-английски он не говорил. Мобилизовав свои мизерные познания во французском, кое как сумел объяснить, что ищу могилу одного человека. Тогда он попросил написать на бумаге имя и дату смерти. Я написал. Сердце заколотилось быстрее в предчувствии удачи...

  Между тем, служащий будничным жестом достал из шкафа потрепанную регистрационную книгу за 1956 год, раскрыл ее на нужной странице и...  ничего там не нашел.

  - Нет, такого просто не может быть! У французов практически все документируется, а уж смерть-то и захоронение - обязательно! И захоронение послевоенное, документы должны быть...

  Все эти мысли роем носились в моей голове, пока чиновник, отложив «гроссбух», копался в компьютерной базе данных. Потом он поднял голову и сказал, что месье Андре Нажель (так произносится это имя на французский манер) похоронен вместе с супругой  на «Новом кладбище», участок 1Е, линия 58, могила 4. Служащий подробно объяснил, как туда добраться и даже дал отпечатанную на цветном принтере схему проезда.

  «Новое кладбище» Нейи находится в районе Дефанс, позади большой арки. Несколько  лет назад я там был, и обратил на него внимание. В голове даже мелькнула мысль, что тут могут оказаться могилы русских эмигрантов. Но уж никак не думал, что Нагель похоронен именно здесь.

  Еду на метро в Дефанс, размечтавшись по пути, что наконец-то могила отца российской автомобильной журналистики найдена. Вот и арка. Обхожу ее, следуя указаниям схемы проезда, отыскиваю вход на кладбище и иду в контору.

  Там меня встречает служащий, который тоже не говорит по-английски. С горем пополам объясняю, что мне нужно.



  Для начала чиновник глянул в компьютере, потом обратился к картотеке и нашел в ней соответствующие карточки о захоронении самого Нагеля и его жены Лидии Нагель. Затем отвел меня на место, где была их могила. Именно была, сейчас там похоронены другие люди. По французским законам, если через 30 лет никто не заплатит за землю, на которой расположена могила, останки эксгумируют и кремируют. Прах собирают в общую могилу. Служащий сказал, что Нагелей эксгумировали в декабре 1990 года и показал место захоронения праха. Это общая могила, где собран пепел 2000 человек. Разумеется, никаких имен там нет. Тем не мене я сфотографировал эту безымянную плиту. Теперь, по крайней мере, есть видео и фотосъемка места последнего упокоения Андрея Платоновича и его супруги. Царствие им Небесное!



  Вот теперь в истории жизни и смерти отца русской автомобильной журналистики можно поставить точку. А, пожалуй, и нет… Многоточие, потому что я уверен: неизвестные подробности жизни Андрея Платоновича Нагеля в России и во Франции будут появляться и дальше.